Читать книгу "Объяснение социального поведения. Еще раз об основах социальных наук  - Юн Эльстер"

Особым случаем неконсеквенциолистской мотивации является принцип, который будет фигурировать у меня под разными именами – бытовое кантианство, категорический императив или магическое мышление, – «Делай то, что для общего блага следовало бы делать всем». В определенном смысле этот принцип связан с последствиями, так как агент делает то, что даст наилучший результат, если бы все остальные делали то же самое. Однако это последствия не его действия, а гипотетической серии действий агента и других людей. В некотором конкретном случае действие согласно этому принципу может иметь катастрофические последствия, если остальные ему не последуют. На международной арене примером может служить одностороннее разоружение.

Другим случаем является следующий принцип еврейской этики. Предположим, враг у ворот и он заявляет: «Отдайте мне одного из вас, он будет убит, и мы пощадим всех остальных. Если откажетесь, мы убьем вас всех». Талмуд предписывает евреям погибнуть, но не выдавать жертву во имя спасения остальных. Однако если в тех же обстоятельствах враг говорит: «Отдайте мне Петра», то это требование приемлемо. Это не запрет на то, чтобы пожертвовать кем-то ради спасения остальных, а запрет на выбор того, кем пожертвовать. Роман «Выбор Софи» представляет ту же самую дилемму.

Социальные нормы (глава XXII) представляют еще один специфический случай неконсеквенциалистского поведения с важным неожиданным поворотом. Они предписывают людям, что надо делать (например, отомстить за обиду или воздерживаться от того, чтобы есть детеныша, сваренного в молоке его матери), не потому что это даст какой-то желаемый результат, но потому, что это действие само по себе обязательно[65]. Хотя эти действия совершаются не ради какого-то результата, их можно рассматривать как действия, призванные предотвратить какой-то другой результат, а именно обвинения в том, что они были допущены. Но следом мы можем спросить: не выдвигаются ли эти обвинения по сходным консеквенциалистским причинам? Более того, если люди уязвлены действиями других людей, они отвечают тем же самым даже при одноразовом взаимодействии в условиях полной анонимности, которая может быть достигнута при проведении эксперимента. Так как интеракция одноразовая, испытуемые ничего не получат от столкновений в будущем, а так как она анонимная, они не боятся обвинений со стороны третьих лиц. Я еще вернусь к этим экспериментам в следующих главах.

Даже для ярого приверженца неконсеквенциализма последствия могут иметь значение, если они важны. Рассмотрим принцип, который многие считают безусловным, – запрет на пытку детей. Представим, что в сценарии тикающей бомбы необходимым и достаточным условием для предотвращения ядерного взрыва в центре Манхэттена является пытка маленького ребенка террористки у нее на глазах. Если можно было бы сделать этот сценарий достоверным, многие неконсеквенциалисты согласились бы с пытками. Другие сказали бы, что поскольку условия этого сценария не достижимы на практике, абсолютный запрет остается в силе. Еще кто-то сохранил бы запрет, даже если такой сценарий возможен. Моя задача здесь не ратовать за один из этих выводов, а сделать эмпирическое наблюдение, согласно которому в реальных жизненных ситуациях ставки редко бывают такими высокими, чтобы можно было заставить неконсеквенциалиста рассматривать последствия своего поведения. Возможно, что если бы на карту было поставлено нечто большее, он отказался бы от своих принципов, но так как до этого дело никогда не доходит, мы не можем сказать наверняка, имеем мы дело с чрезвычайной сговорчивостью или же с полным отказом идти на компромисс.

Эти четыре подхода к мотивации позволяют уловить некоторые из вышеупомянутых феноменов. Инстинктивные факторы, страсти и принцип удовольствия явно имеют много общего. Последний применяется к более широкому ряду случаев, поскольку включает не только стремление избежать боли, но и влечение к удовольствию. Когда студенты затягивают выполнение домашней работы, это происходит не потому, что есть что-то еще, чем они страстно желают заняться. Очень часто они просто идут по пути наименьшего сопротивления.

Суперэго, разум и неконсеквенциалистские мотивации тоже имеют много общего. Хотя не все формы морали являются жесткими и неумолимыми, некоторые действительно таковы. Общеизвестным примером является теория морали Канта. (На самом деле его философия морали происходит из частных правил, которые навязывал себе для контроля над собственными импульсами, например максиму не выкуривать больше одной трубки после завтрака.) В то же время в индивидах, не испытывающих отвращения к неопределенности, мораль может преодолеть упертость. Действительно, терпимое отношение к неопределенности часто считается отличительной чертой здорового эго. Между рациональностью, личным интересом, эго и консеквенциализмом существуют более тонкие отношения. Абсурдно было бы утверждать, что отличительной чертой здорового эго является рациональное следование личному интересу.

Потребности и желания

Часто мы понимаем мотивации как потребность установить некое положение дел. Они также могут принимать форму желания добиться какого-то положения дел. Это различение между потребностями и желаниями важно, если мы обратимся к мотивационному компоненту эмоции (глава VII). Эмоции действительно часто могут сопровождаться либо потребностью что-то сделать, либо желанием, чтобы ситуация сложилась определенным образом. В гневе или ярости (wrath) потребность А в том, чтобы отомстить Б, не может быть удовлетворена тем, что В сделал с Б то, что с ним хотел сделать А, или тем, что с Б произошел несчастный случай. Важен не результат, не страдания Б, а то, что причиной этих страданий стали действия А. В садизме также важно именно заставить другого страдать, а не только сам факт его страданий. В случае ненависти, наоборот, важно то, чтобы ненавистный человек или группа людей исчезли с лица земли, и неважно, произойдет это благодаря моим или чьим-то другим действиям. В случае злобы (malice) значение также имеет страдание другого, а не то, чтобы именно я был причиной этого. И действительно, злоумышленник может даже отступить прежде, чем предпринять активные действия по нанесению вреда другому человеку, не просто из страха разоблачения, но потому, что это было бы несовместимо с его представлением о себе. Еще четче это демонстрирует зависть. Многие люди, которые хотели бы, чтобы их недруг потерял все свое имущество, и которые пальцем не пошевелили бы, чтобы это предотвратить, никогда не предпримут активных действий для его уничтожения, даже если им этого ничего не стоит и они при этом ничем не рискуют[66]. Человек, который не станет поджигать соседний дом, возможно, не станет вызывать пожарных, если увидит, что тот загорелся.